Зачем делать реальность лучше, если молодёжь можно силой заставить её любить?
В быту часто бывает, что человек боится или ленится идти к врачу и занимается «самолечением» — борьбой с симптомами без понимания причины болезни. К сожалению, столь же часто этот подход мы видим и в отечественной политике. На фоне трагедии в Керчи уполномоченная по правам человека в РФ Татьяна Москалькова основной проблемой сегодняшнего дня (большей, чем наркомания) объявляет «игроманию» и «уход молодежи в виртуальный мир».
Достаточно припомнить прошлогоднее заявление Владимира Путина о росте числа несовершеннолетних наркоманов на 60% в последние пять лет, чтобы оценить масштаб вызова. Более 600 тысяч наркоманов на учёте; 7,5 млн «употребляющих» по соцопросам; и ситуация, по словам самого же Путина, к лучшему не меняется.
И вот теперь нашему государству придётся бороться с ещё более страшной бедой. С помощью чего? Запретов, школьных психологов и специализированных лечебниц. Шах и мат, малолетние игроманы!
Сложно соперничать с главным уполномоченным по правам человека в России в плане понимания ситуации и, особенно, в сфере применения карательной психиатрии. Тем более, если адресация к вреду компьютерных игр/телевидения/рок-музыки и прочая, и прочая применяется как всегда — для красного словца. Но давайте примем этот аргумент всерьёз и подумаем, что скрывается за «игроманией» (и иными маниями) и можно ли победить эти болезни, борясь с симптомами.
Уже древнейшие люди догадывались, что главнейшая причина бегства от реальности — сама реальность. Не даром даже таким гуманистам, как древнегреческий поэт Гомер, приписывали мудрость Селена: лучшее для человека — вообще не родиться, а если родился — умереть. А такой авторитет в психологии, как Зигмунд Фрейд, предполагал, что сон нужен человеку для того, чтобы на время вырваться из реального мира, «в который мы так неохотно пришли» и который «не можем выносить непрерывно». Многие классические произведения пропитаны подобным же пессимизмом. Не случайно Бодлер из двух голосов выбирал тот, что звал: «Плыви в бездонных сказках».
Даже жанр «фэнтези» — как бы высшее воплощение «бегства от реальности» — начинался с поражения короля Артура и бегства от жизни героев Галахада и Ланселота (в «Смерти Артура» Мэлори), а продолжался в творчестве инклингов (Толкиена, Льюиса и других), пытавшихся сохранить для людей доброту, справедливость и духовную свободу хотя бы в выдуманном, фантазийном мире. Ведь человек «сбегает» обычно из тюрьмы, замечал Льюис. Не секрет, что и в религию многие приходят не после видений Жанны д’Арк, а в поисках успокоения и спасения в чём-то, находящемся за пределами видимого мира. Буддисты напрямую своей целью объявляют спасение от мирских страданий… И прочая, и прочая.
В общем, бегство от реальности — явление, столь укорененное в человеческой культуре, что не российским омбудсменам его искоренять. Это одновременно и невозможно, и безнравственно.
В рамках капитализма это невозможно вдвойне. И потому, что эта система работает на что угодно, — на прибыль, на власть, на насилие, на эгоизм, — только не на счастье и самореализацию большинства людей. Напротив, она принципиально функционирует только с помощью несчастья этого большинства — ограбляемых, подавляемых, эксплуатируемых. В доказательство — хотя бы статистика по работающей бедности.
И потому ещё, что при капитализме всё становится товаром, бизнесом, способом извлечения денег — в том числе и потребность «убежать», спастись. Интернет и компьютерные игры — огромный бизнес, не уступающий кинематографу или музыке: так, серия игр Call of Duty принесла денег больше, чем активно продвигаемые сейчас фильмы Marvel или «Звёздные войны». Хотя российский рынок компьютерных игр — не самый большой, и потому не самый важный как для «отечественного производителя», так и для иностранных корпораций, — однако вряд ли даже его сдадут без борьбы.
Российское государство — не просто накрепко связано с бизнесом, оно само — большой капиталист, пусть основные его прибыли идут не с производства, а с продажи ресурсов и «покусывания» советской социалки. И считаться с экономическими интересами бизнеса (в отличие от жизненных интересов граждан) оно умеет. Может быть, желание «ответить на санкции», пошантажировать «западных партнеров», сыграть на консервативную часть населения и сыграет свою роль — но, скорее всего, все громкие заявления опять останутся просто словами.
Безнравственно же всё это потому, что, лишая людей какой-никакой «отдушины», мы «выкидываем» их не в светлый мир построенного коммунизма, а в ту «тюрьму», из которой они бежали. С одной стороны, других способов побега (та же наркомания или алкоголизм) — уйма, и «игромания» по сравнению с ними кажется довольно безобидной и не столько опасной для окружающих. Пьяный водитель — не то же самое, что водитель — игроман.
С другой стороны, человек выбирает бегство тогда, когда борьба за изменение ненавистной ему реальности кажется невозможной. Если насильно «вернуть» его в реальный мир, то он не станет резко суперпродуктивным — скорее, он сойдёт с ума. Та самая психология, на которую столько надежд возлагает Москалькова, уже целый век твердит, что она не может «вылечить» многие душевные расстройства, — только изменить их «симптомы» с деструктивных на более приемлемые для жизни в обществе. Адлер, Хорни, Франкл и другие «классики» связывали неврозы с изъянами общественно-экономической системы.
Не говоря уж о том, что предлагаемая как панацея отечественная школьная психология находится на необычайно низком уровне. Роль школьного психолога обыкновенно ограничивается редкими морализаторскими речами о том, что наркотики и курение — это плохо. Лично я до сих пор вспоминаю случай, когда на N-ой подобной лекции в нашем классе психолог настолько не могла совладать с учениками, что перешла на крик и угрозы пожаловаться на них директору школы. О том, что к школьным психологам всё ещё относятся именно так, свидетельствуют недавние слова министра просвещения Ольги Васильевой про практику выделять на школьного психолога лишь четверть (!) ставки.
Хуже того: возможное усиление роли психолога настораживает многих родителей. Ведь в России де-факто действуют «ювенальные» нормы, связанные с «доносительством» по поводу любых детских проблем. Обращение ребенка к психологу может послужить причиной давления на родителей со стороны чиновников, взятия семьи «на карандаш», шантажа и, в пределе, — лишения родительских прав. Потому что дети теперь — тоже бизнес с кучей интересантов: от получающих зарплату за уход за ребенком фостерных семей — и до живущих на бюджете детдомов.
Одним словом, вместо того, чтобы повышать «привлекательность» реальной жизни в России, чтобы открывать молодёжи пути самореализации, общения, любви, — чиновники опять предлагают выстроить уродливую систему, в лучшем случае — неэффективную, а в худшем — прямо репрессивную, калечащую людей и загоняющую их в жизненный тупик. К нашему ужасу, они (чиновники) и не могут ничего больше сделать: не будет же омбудсмен, или даже вся актуальная политическая элита, из-за одного инцидента в Керчи переделывать всю существующую общественно-экономическую систему, обеспечивающую их (элиты) господство и благосостояние! Не будут же они строить социализм в отдельно взятой стране после упорной борьбы с Советским Союзом и его наследием!
Создание новой социальной реальности, «революционизирование» её, — задача не благоденствующих верхов, а страдающих низов. Бегство от реальности возможно не для всех и не всегда: игры и книги нужно ещё себе позволить, алкоголь — тоже не бесплатен. Это отнюдь не бедный Бодлер мог «хранить мечты», да и то не без труда, — большинство же простых людей вынуждено считаться с наличной реальностью. И тут — два пути. Либо копящийся гнев, вырывающийся наружу в виде какого-нибудь бунта или восстания. Либо — выстраивание своих, низовых, гражданских структур, в которых люди поддерживают друг друга и перестраивают быт по своим правилам. Опыт различных протестных сообществ и диаспор — тоже довольно обширен. Впрочем, он всё равно оканчивался либо их гибелью… Либо успешной революцией.
В любом случае, сегодняшние предложения чиновников скорее усиливают политическую нестабильность и побуждают граждан действовать самостоятельно, нежели решают какие-то общественные проблемы, пусть даже и поверхностно. Запреты и психиатрия — последние меры власти, не справляющейся с налаживанием жизни и хозяйства страны.
- 590 просмотров