285 лет назад, 21 апреля 1735 года, родился Иван Петрович Кулибин. Его имя стало нарицательным. Теперь уже точно можно сказать – навсегда. Им называем умельцев-самоучек, талантливых инженеров-самородков – пояснения не требуются. Слава Кулибина остаётся непреложной. Хотя кто-то и считает его просто легендой, чуть ли не сказочным персонажем – наравне с Аникой-воином или Василисой Премудрой. А ведь он немало сделал и для Академии наук, и для русского экономического общества, и для речного транспорта, и для военной хирургии и в целом – для нашей инженерной мысли, закладывая традиции смелого изобретательства…
Он многое доказал современникам и потомкам. Доказал, что и русский мужик может изобретать хитрые машины не хуже немцев и англичан. Слава славой, но как мало мы знаем о настоящем Иване Петровиче Кулибине, о его судьбе, полной драматических поворотов.
Он родился в нижегородской слободе Подновье. Его отец был торговцем, человеком сравнительно состоятельным, принадлежавшем к городскому посадскому сословию. Скорее всего, придерживался старой веры и уж точно бороды не брил. В его доме и помыслить не могли о табаке, о пьянстве. Дьячок обучил Ивана грамоте по Псалтыри, а к школам Кулибин-старший относился презрительно. Вскоре совсем еще юный сын торговца встал за прилавок. Пока родитель не умер – Иван Петрович так и вынужден был заниматься нелюбимым делом. Не смел ослушаться.
Первой загадкой, пробудившей пытливый ум Кулибина еще в юности, оказались для него часы, которые показывали не только время, но и течение солнца и фазы луны. Он приметил их на колокольне Рождественской Строгановской церкви, которая и ныне стоит на высоком берегу Оки. Как работает этот мудрёный, компактный механизм? Ответ Кулибин искал в книгах. Наиболее дельным оказалось учебное переводное издание Георга Крафта «Краткое руководство к познанию простых и сложных машин, сочиненное для употребления российского юношества».
Механика пленила его. Он знал о судьбе Ломоносова – крестьянского сына, который вырвался в первые академики и достиг высоких степеней. Подобно Ломоносову, он не только постигал тайную механизмов, но и слагал стихи.
В самых первых, ещё наивных, юный Кулибин жаловался на горькую судьбину «торговца поневоле»:
Ах, о радости я беспрестанно вздыхаю,
Радости же я совсем не знаю.
И к любви я стремлюсь душою,
Ах, кому же я печаль свою открою.
Раскрыть тайну часового механизма он сумел только в Москве. Там он оказался ненадолго, по торговым делам, и на Никольской улице нашел своего первого учителя – известного часовщика Лобкова. Но после недолгого путешествия пришлось возвращаться домой. Кулибин стал первым мастером на все руки в Нижнем, но, вплоть до смерти отца, ему приходилось еще и торговать мукой… «Не мука, а просто мУка…»
Когда в 1767 году в Нижний прибыла императрица – старшего Кулибина уже не было в живых. Ивану Петровичу покровительствовал местный купец Костромин. В купеческом доме, на деньги Костромина, Кулибин создал изящный подарок для Екатерины – часы в форме крупного гусиного яйца, в котором изящные фигурки разыгрывали пьесы. Часы раскрывались, играли гимн. Позолоченный корпус мастер украсил затейливым орнаментом. Но, когда мастера представили императрице, он не только преподнес ей эту диковину, но и продекламировал оду собственного сочинения:
Простру в том руки к щедрому богу,
Что дал науки и милость многу,
Сердце царицы его десницы
Храним всегда.
За преблагие твоя доброты,
И все драгие ко всем щедроты,
Свыше правитель и покровитель
Твой зиждитель всех.
Получилось эффектно. «Русская Семирамида» тут же пригласила в Петербург и его, и Костромина.
Он стал диковинкой при дворе Екатерины Великой. Императрица доверила ему руководство механической мастерской Академии наук. Предоставила казенный дом для семейной жизни и работы.
Ещё в апреле 1765 года, до екатерининского путешествия по Волге, не стало Ломоносова. Увы, они с Кулибиным так и не встретились…
Обживаясь на берегах Невы, Кулибин нипочем не согласился бриться, хотя этот шаг сулил ему чины и дворянство. Долгобородый, он всюду появлялся в добротном русской кафтане. Не считая духовных лиц, никто в окрестностях Эрмитажа и Царского Села так не выглядел. То было время трагического раскола между «благородным» и «мужицким» сословиями. Они жили как будто в разных мирах, по-разному говорили, одевались и обедали. Появление Кулибина в дворцовых и академических залах стало первой попыткой сгладить это противоречие. Щеголи и остряки – как будто по ошибке – просили у него благословения, как у священника. Кулибин с достоинством отвечал, что к духовному сословию отношения не имеет.
При дворе его, конечно, больше всего ценили за пиротехнические чудеса, за умение устраивать уникальные фейерверки и расставлять по садам волшебные фонари. Слухи о них передавались из уст в уста, поэты посвящали пиротехническим зрелищам восторженные оды. А сам мастер даже написал трактат «О фейерверках». Ведь он много лет познавал тайны огня. Изучал, как разные вещества влияют на его окрас. Создавал прихотливые хлопушки и ракеты. Главный секрет состоял в том, что, отгремев и отмерцав, кулибинские фейерверки не оставляли следов. К Кулибину относились с почтением: по крайней мере, каждый знал, что именно он разработал столь замечательную огненную потеху. Двор ценил марку мастера, а имя Кулибина повышало престиж праздничного зрелища.
Вообще-то Екатерина не выносила многолюдных, пышных празднеств в стиле недавно отгремевшего в России елизаветинского царствования. «Премудрая Фике» пыталась завести свои порядки, и придворным ритуалам придать больше простоты и душевности. Но к фейерверкам императрица питала особое пристрастие. Видела в них торжество человеческого ума, познавшего и подчинившего себе одно из таинственных явлений природы. Ведь она – дочь своего века – более всего ценила в мире знания и умения.
Кулибин, несмотря на внешнюю простоту и отсутствие не то что университетского, а любого образования, многое знал и умел. Екатерина с удовольствием демонстрировала иностранным монархам и послам его чудо-изделия – часы и механические игрушки.
Для праздничных потех он создал и первый в мире прожектор – кулибинский фонарь колокольной формы. Зеркала преумножали силу света. Достаточно было одной свечки, чтобы заработал маяк, чтобы осветить празднество, чтобы распространить яркий свет от дворца к площади. В главной газете империи появилось сообщение: «Механик Иван Петрович Кулибин изобрел искусство делать некоторою особою вогнутою линиею составное из многих частей зеркало, которое, когда перед ним поставится одна только свеча, производит удивительное действие, умножая свет в пятьсот раз противу обыкновенного свечного света и более, смотря по мере числа зеркальных частиц, в оном вмещенных… Лучи тогда, проходя только в вырезанные скважины непрозрачного тела, представят весьма блестящую иллюминацию, если не превосходящую, то не уступающую фитильной, в фейерверках употребляемой». И морские офицеры, и архиереи, и разнообразные князья заказывали у Кулибина это восьмое чудо света.
Когда после взятия Измаила Григорий Потёмкин решил с небывалым размахом отметить эту победу над турками в петербургском Таврическом дворце, Кулибин получил самое непростое задание: он должен был превзойти себя, удивить и Екатерину, и её вельмож. И он не подвел. Устроил в саду золоченую пирамиду, все заполнил кристальными шарами и светящимися звездами. А в зале стоял огромный автоматический, украшенный драгоценными каменьями от щедрот князя Таврического… слон. На слоне восседал персиянин – совсем как живой. Слон покачивал хоботом, а персиянин (вместо сердца у него имелся прихотливый механизм) ударял в колокол. Это был, пожалуй, самый яркий праздник екатерининских времён!
Придворная жизнь всегда чревата подводными камнями. Кулибин оказался не в чести у Екатерины Дашковой – дамы весьма влиятельной, в особенности в вопросах, имеющих отношение к искусствам и науке. Однажды Кулибин израсходовал собственные деньги на починку драгоценных часов с павлином, принадлежавших Потёмкину. Мастера решил поддержать Гавриил Державин – в то время секретарь императрицы. Он выхлопотал у Екатерины солидную прибавку к жалованью для Кулибина – 900 рублей в год. Узнав об этом, Дашкова, возглавлявшая Академию, пришла в ярость. Ведь Державин обратился к императрице «через ее голову». После этого навсегда прервалась давняя дружба Дашковой с Державиным, а Кулибина спасло только то, что сама императрица тогда не благоволила своей бывшей подруге, и влияние Дашковой ослабевало.
Екатерина наградила механика особой медалью – с аннинской лентой. На главной ее стороне располагался портрет царицы, а на оборотной – изображение богинь, символизирующих науки и искусства. Они держали над именем Кулибина лавровый венок. На одной стороне медали было написано: «Достойному», а на другой: «Академия Наук – механику Кулибину».
Он стал незаменимым мастером, которому поручали всё, с чем не могли справиться обыкновенные механики: починку и усовершенствование диковинных часов, освещение придворных парков, разработку новых технологий для армии и флота, включая создание протезов для солдат-инвалидов…
Сам фельдмаршал Александр Васильевич Суворов, граф Рымникский трижды кланялся бородатому механику на глазах у изумлённых придворных. «Вашей милости, вашей чести, вашей премудрости – моё почтение!». Поклонился по-русски, в пояс. А потом добавил: «Помилуй Бог, скоро он изобретёт нам ковёр-самолёт!». Нет, до летающих чудес Кулибин не поднялся, но в создании новых видов транспорта достиг немалого успеха.
В 1791 году Кулибин сконструировал экипаж оригинальной конструкции – самокатку с маховым колесом на педалях-«туфлях» – нечто среднее между велосипедом и дрезиной, еще не изобретенными. Чтобы прокатиться на «самокатке» – лошади не требовались. «Слуга становился на запятки в приделанные туфли, подымал и опускал ноги попеременно, без всякого почти усилия и одноколка катилась довольно быстро», – так рассказывал современник об этой кулибинской модели. Есть даже сведения, что самокатка могла лететь со скоростью 30 км/ч. Хотя, это, скорее всего, преувеличение раза в два. Истина же в том, что Кулибину удалось создать один их самых надежных и скоростных самокатных экипажей XVIII века с равномерным ходом. И его самокатка легко выдерживала двоих пассажиров, слугу-«рикшу» и сундучок с провизией.
Кулибин предлагал конструкцию и четырехколесной, и трехколесной повозки. Внедрить удалось последнюю, более легкую. Ездоки удивлялись, что под гору самокатка шла медленнее, чем в горы. А Кулибин специально добивался этого, разработав прихотливое тормозное устройство, позволявшее добиться равномерного хода и варьировать скорость. Самокатки изготавливались в механических мастерских Петербургской академии наук, которыми руководил Кулибин. Аристократы екатерининского времени полюбили их – и для развлечений, и для доставки грузов. В ХХ веке по сохранившимся старинным чертежам создали реплику кулибинской самокатки. Ее можно увидеть в московском Политехническом музее.
Сама императрица поручила Кулибину изобрести особый телеграф, передающий информацию с помощью световых сигналов, в которых он так глубоко разбирался. Он же предложил модель «дальнеизвещающей машины» – оптический семафор, который, с помощью системы зеркал и отраженных фонарей передавал словесные коды. Таблица кодов Кулибина была проще и удобнее в оперативной работе, чем тогдашние французские аналоги, но средств в казне на постройку такого телеграфа не хватило. Семафор отправился в кунсткамеру…
Первые телеграфные линии заработали в России только в 1835 году. И построили их, увы, на основе иностранных технологий, забыв о предложениях Кулибина.
После смерти Екатерины о Кулибине при дворе вспоминали всё реже. К тому же он постарел. Седобородого изобретателя отныне сильнее всего занимала загадка вечного двигателя – этот камень преткновения всех пытливых умов.
В 1801 году Кулибина (скорее всего – по его просьбе) уволили из Академии и послали на родину, в Нижний, где он тут же занялся «усовершенствованием пробного машинного судна». Император Александр I назначил ему недурной пенсион: 3000 рублей в год и выдал из казны 6 тысяч для отдачи долгов, которые изобретатель наделал не из собственной прихоти, а работая над проектами, необходимыми для государства. Кроме того, ему добавили еще 6000 – на будущие расходы во время «опытов на Волге».
Но в жизни великого самоучки наступили черные дни. Не успел он устроиться в Нижнем, как умерла его жена, Авдотья Васильевна. Скончалась при родах. На несколько месяцев он впал в меланхолию, но вскоре деятельный характер взял верх над грустью и Кулибин снова вовсю занялся «водоходным судном», а заодно и привел в дом новую хозяйку, которая вскоре родила ему – семидесятилетнему – троих дочерей.
Что же касается судоходства, после многих опытов он предложил заменить бурлаков и лошадей устройством на берегу своеобразных механических канатных тягачей, которые тянули бы судна по рекам, учитывая особенности течений. Кулибин несколько раз испытал свои экспериментальные, небольшие машинные судна на Волге. Водоходное судно, по сравнению с «бурлацкими», было признано более экономичным.
В 1804 году Кулибину удалось построить большой «водоход». Государственная комиссия признала «великую выгоду» этого нового транспорта – и вручила Кулибину свидетельство об изобретении.
Но… этим всё и завершилось. Купечество своей выгоды не увидело и, на этот раз, не поддержало изобретение своими капиталами. В итоге первое чудо-судно так и осталось последним.
Очередным изобретением Кулибина стали усовершенствованные «механические ноги», над которыми он работал с 1790 года, с турецкой войны. С помощью его протеза много лет передвигался даже знаменитый генерал Валериан Зубов, брат всесильного екатерининского фаворита. Кулибин еще раз усовершенствовал свою модель искусственных ног во время Наполеоновских войн.
Военные хирурги признали кулибинский протез самым совершенным из всех, тогда существовавших. Десятки инвалидов, живших в окрестностях Нижнего, воспользовались деревянными конструкциями старого мастера.
Кулибин не прерывал связей со столицей. Несколько раз писал графу Аракчееву о возможностях «вечного двигателя». Эта идея, соблазнявшая многих одержимых гениев механики, оказалась для него роковой. Она почти разорила Кулибина. Но, с другой стороны, возможно, именно эта страсть держала его на Земле в последние годы.
Нижегородский учитель рисования Павел Веденецкий создал портрет старика-Кулибина с циркулем в руках, с екатерининской медалью на груди. Потом этот образ степенного бородача интерпретировали на разные лады – уже через много лет после смерти Ивана Петровича.
Последние годы изобретателя прошли в бедности. Ведь ему постоянно требовались деньги для воплощения новых технических замыслов. А еще нужно было кормить молодую жену и детей. Он умер в 1818 году почти безвестным, а точнее – забытым, на середине девятого десятка жизни, состоявшей из трудов и замыслов.
Воскресил память о Кулибине писатель Павел Петрович Тугой-Свиньин. В 1819 году он выпустил книгу «Жизнь русского механика Кулибина и его изобретения» – восторженную, но и весьма содержательную. Новый виток интереса к личности великого механика екатерининской эпохи начался после 1861 года, на волне отмены крепостного права. Именно тогда русским людям было важно осознать, что и «среди простого звания» у нас бывают герои и таланты. Сын простого торговца, мещанина, считался близким к крестьянскому сословию и делал ему честь.
Писатель Владимир Короленко, много размышлявший над феноменом Кулибина, сетовал, что великий изобретатель «поторопился родиться на свет», ведь в XIX веке ему нашли бы более серьезное применение. Думаю, это спорное предположение. Екатерина смело выдвигала талантливых русских людей, помогала им раскрыться, любовалось ими. Этого у неё отнять нельзя. Как правило, это относилось к аристократам, но, подобно Петру Великому, она старалась демонстрировать и сословный демократизм.
В чем-то судьба Кулибина грустна: большинство его изобретений так и остались в единственном виде, в виде диковинок для кунсткамеры – на потеху публике. Но и стать «именем нарицательным» удается немногим.
Его образ навсегда сохранился в исторической памяти нашего народа. С придворного мастера Кулибина начинался и первый искусственный спутник Земли, и наши глубоководные аппараты «Мир», и атомные ледоколы, и многие другие отечественные изобретения, удивлявшие белый свет. С Кулибина начиналось в России, в ее высшем свете, и уважение к мужику, которое оказалось сильнее сословных предрассудков. Можно ли забыть такого мастера? Так поклонимся ему трижды – по-суворовски!
Арсений Замостьянов
- 96 просмотров