Одной из наиболее загадочных сторон индустриализации в СССР, начавшейся 90 лет назад, являются источники её финансирования. В антисоветской публицистике такими источниками обычно называются: бесплатная рабочая сила ГУЛАГа; почти бесплатный труд крестьян, согнанных в колхозы; награбленное большевиками церковное имущество; доставшееся им в наследство царское золото; проданные на Запад произведения искусства из Эрмитажа и других музеев и т. п. Иногда добавляются и другие экзотические позиции. Когда-то и я воспринимал подобные версии, пока не стал разбираться в статистике. Это лучше, чем сочинения историков, не подкреплённые цифрами.

За годы индустриализации до начала Великой Отечественной войны (всего-навсего 12 лет!) в СССР было построено 364 города, сооружены и введены в эксплуатацию более 9 тысяч предприятий, и всё это хорошо документировано. Были предприятия разного калибра. Крупные, как Сталинградский тракторный завод или Днепрогэс на Украине, и мелкие типа мукомольных фабрик или станций по ремонту тракторов. В первую пятилетку, согласно документам правительства и ЦК ВКП(б), число крупных предприятий, введённых в действие, составило 1500.

А что такое предприятие с точки зрения капитальных затрат на его создание? Объект капитальных вложений состоит из пассивных и активных элементов основных фондов. Пассивные элементы – здания, сооружения, коммуникации. Активные элементы – машины, оборудование, инструменты; короче говоря, орудия производства. Если пассивные элементы могли создаваться трудом местных рабочих, то с активными элементами этот вариант не проходит.

Россия и до революции очень мало производила собственных орудий (средств) производства, импортируя их из Германии, в меньшей степени из Англии и США. А в конце 1920-х годов собственного производства средств производства в стране почти не осталось. Индустриализацию можно было проводить только путём масштабного импорта машин, оборудования, специальной аппаратуры, инструментов. Всё это требовало валюты. Я проводил прикидочные оценки того, какие капиталовложения были необходимы Советскому Союзу, чтобы построить более девяти тысяч предприятий. Тех, кому интересна «кухня расчётов», могу адресовать к моей книге: «Экономика Сталина» (М.: Институт русской цивилизации, 2016). Результат моих оценок таков: на обеспечение индустриализации импортными машинами и оборудованием минимально необходимые валютные ресурсы должны были составить 5 (пять) миллиардов «рузвельтовских» долларов США (золотое содержание доллара после его переоценки в 1934 год было понижено примерно в полтора раза и определялось пропорцией: 1 тройская унция драгоценного металла = 35 долл.). Это не менее 500 млрд. современных долларов США (на начало текущего десятилетия). В среднем на одно предприятие приходилось валютных затрат в сумме немного более 500 тысяч «рузвельтовских» долларов.

А какими валютными ресурсами располагал Советский Союза на старте индустриализации? По данным Госбанка СССР, на 1 января 1928 года золотовалютные резервы страны составили лишь немного более 300 млн. зол. рублей (1 золотой рубль = 0,774 г чистого золота). Округлённо это примерно 150 млн. «старых» долларов США, или 260-270 млн. «рузвельтовских» долларов. Вроде бы неплохо. Можно закупить машины и оборудование на 500-550 средних предприятий. Однако надо учитывать, что в том же году внешний долг СССР был равен 485 млн. золотых рублей. Начинать индустриализацию с таких позиций было крайне сложно, особенно учитывая, что страна находилась в торгово-экономической блокаде.

И тем не менее индустриализация началась. И закупки машин и оборудования осуществлялись. Так чем Советский Союз оплачивал эти закупки? Конечно, не трудом обитателей ГУЛАГа. Валюту давал в первую очередь советский товарный экспорт. Чаще всего историки говорят об экспорте пшеницы и других зерновых, но статистика показывает, что зерновые не были главной экспортной статьей (в 1928 году на них приходилось лишь 7% стоимости экспорта). Производство зерновых в результате коллективизации заметно увеличилось, но основная часть продукции колхозов шла в города и на стройки пятилеток. Коллективизация не только давала дополнительное количество сельхозпродукции, но и высвобождала миллионы рабочих рук, нужных на площадках индустриализации.

Более значительные, чем зерно, позиции в товарном экспорте занимали нефть и нефтепродукты (16%), лес и пиломатериалы (13%). А самой крупной товарной группой были пушнина и меха (17%). Во второй половине 1920-х годов годовые объёмы экспорта товаров составляли от 300 до 400 млн. долл.

Да, объёмы экспорта с конца 1920-х годов начали наращиваться, но это было наращивание не стоимостных, а физических объёмов. Происходил своего рода бег на месте. Дело в том, что на Западе начался экономический кризис, который привёл к падению цен на товарных рынках. Некоторые авторы отмечают, что ветер дул в паруса советской индустриализации: мол, нам повезло, мы покупали средства производства по низким ценам. Это верно. Но дело в том, что падение цен происходило также на рынках сырья, причем ещё в большей мере, чем на рынках готовой продукции. Валютная выручка давалась нам дорогой ценой. Если в период 1924-1928 гг. среднегодовой физический экспорт товаров из Советского Союза составлял 7,86 млн. т, то в 1930 году он подскочил до 21,3 млн. т, а в 1931 году – до 21,8 млн. т. В последующие годы вплоть до 1940 года средний физический объем экспорта был равен примерно 14 млн. т. Однако, по моим расчётам, экспортной выручки хватало на покрытие лишь половины всех тех валютных затрат, которые были произведены в годы довоенной индустриализации.

Другой источник – золото, но не золото, которое якобы было унаследовано от царской России. Этого золота к середине 1920-х годов совсем не осталось. Оно вывозилось из страны по разным каналам и под разными предлогами. Было «золото Коминтерна» (помощь зарубежным коммунистам), было и «паровозное золото», выведенное из хранилищ Госбанка для закупки паровозов и подвижного состава в Швеции. Операция с «паровозным золотом» проводилась Троцким, который, чтобы провернуть эту аферу, на время занял пост наркома путей сообщения. Паровозов Советский Союз из Швеции не получил, а золото бесследно исчезло (скорее всего, осело в банках Швеции, Швейцарии и США). О перипетиях царского золота в первые годы после Октябрьской революции 1917 года читатель может узнать из моей книги «Золото в мировой и российской истории XIX-XXI вв.» (М.: «Родная страна», 2017).

И всё же золото использовалось для финансирования индустриализации. Это было золото, которое добывалось в стране. К концу 1920-х гг. Советский Союз выходит на дореволюционный уровень добычи (в 1928 году было добыто 28 тонн). Данные о добыче в 1930-е годы до сих пор не рассекречены, но по вторичным источникам можно понять, что к середине десятилетия добыча вышла на уровень примерно 100 тонн металла в год. А к концу десятилетия некоторые называют цифру годовой добычи около 200 тонн в год. Да, не всё добываемое золото использовалось для оплаты импорта машин и оборудования; страна готовилась к войне, необходим был государственный резерв, а золото рассматривалось в качестве стратегического ресурса. Минимальные оценки золотого резерва СССР, накопленного к началу Великой Отечественной войны, – 2000 тонн. «Валютный цех», созданный за Уралом, особенно на Дальнем Востоке, продолжал работать и в годы войны. Американцы, между прочим, приняли положительное решение о программе ленд-лиза Советскому Союзу с учётом именно такого аргумента, как эффективно функционирующий «валютный цех» на Дальнем Востоке.

Заканчивая тему золота, хочу сказать, что определённую роль сыграл и такой источник драгоценных металлов, как сеть магазинов Торгсин (скупка драгоценных металлов и валютных ценностей у населения и иностранцев в обмен на дефицитные потребительские товары). Максимальные объёмы принятого от граждан золота были зафиксированы в 1932 году – 21 тонна и в 1933 году – 45 тонн. Правда, после существенного улучшения продовольственного снабжения городов с середины 1930-х годов скупка драгоценных металлов через магазины Торгсин стала резко падать.

Непропорционально большое внимание уделяется такому источнику получения валюты, как распродажа художественных ценностей Эрмитажа и других музеев страны. Была создана специальная организация «Антиквариат» (в ведении Наркомата внешней торговли), которой были переданы картины из разных музеев в количестве 2730 единиц. В фонде «Антиквариата», как отмечают специалисты, наиболее ценных произведений искусства не было. Продажи проходили в условиях мирового экономического кризиса, когда спрос был низким. Реализовано было менее половины фонда – 1280 картин, остальные вернулись на свои места. В общей сложности выручка от реализации художественных ценностей музеев составила около 25 млн. зол. рублей.

Существует рассчитанная на не очень грамотных людей версия, будто индустриализацию в Советском Союзе проводили иностранные компании – сначала американские, потом английские и частично французские, а за несколько лет до начала войны – немецкие. Некоторые полагают, что западный бизнес пришёл в Советский Союз со своими инвестициями. Не было такого! Западники приходили в нашу страну не с деньгами, а для того, чтобы заработать. Они выступали в качестве поставщиков машин и оборудования, осуществляли проектирование предприятий, проводили строительно-монтажные и пуско-наладочные работы, обучали советских людей управлять оборудованием и т.п. Особо следует отметить американскую фирму Альберта Куна, которая первая пришла на советский рынок, спроектировала и построила 500 крупных и крупнейших промышленных объектов, в том числе такие гиганты, как Днепрогэс, Сталинградский и другие тракторные заводы, Магнитогорский металлургический комбинат, Нижегородский (Горьковский) автомобильный завод и др. Ведущими торговыми партнёрами в годы первой пятилетки стали гиганты американского бизнеса General Electric, Radio Corporation of America, Ford Motor Company, International Harvester, Dupont de Nemours и другие. Однако ещё раз подчеркну: они приходили к нам не с деньгами, а за деньгами. В мире бушевал экономический кризис, и западные компании, открыто нарушали или обходили многочисленные запреты западных правительств на сотрудничество с СССР (до конца 1929 года торгово-экономическая блокада нашей страны была более жёсткой, чем нынешние санкции Запада в отношении РФ; кризис блокаду ослабил).

Почти никаких долгосрочных банковских кредитов Советскому Союзу Запад не давал. Были лишь краткосрочные деньги, торговые кредиты. Экспортно-импортный банк США с 1934 года кредитовал примерно 2/3 советских закупок на американском рынке, но это опять-таки были краткосрочные кредиты, получателями которых выступали американские экспортёры. Америка, несмотря на всю нелюбовь к Советскому Союзу, вынуждена была разрешать подобное кредитование для поддержки американского бизнеса, оказавшегося в тяжелейшем положении. Были ещё коммерческие кредиты – отсрочки платежей, которые предусматривались контрактами на поставку оборудования, строительно-монтажные работы и т. п.

Существует версия, что Запад всё же дал Сталину немалые деньги на индустриализацию. Мол, советская индустриализация – проект мировой закулисы, которая готовила к военному столкновению Германию и Советский Союз. Германию западный англосаксонский капитал действительно финансировал. Об этом, например, есть книга американца Э. Саттона «Уолл-стрит и приход Гитлера к власти». В ней и подобных ей работах есть много документальных подтверждений того, что Запад финансировал Гитлера, привёл его к власти, а затем вливал в германскую экономику миллиарды долларов и фунтов стерлингов, подготавливая её к военному броску на восток. Однако ни одного документального подтверждения того, что Запад помогал проводить индустриализацию в СССР, нет!

В статье не перечислить все имеющие хождение версии источников валютного финансирования советской индустриализации. Некоторые из них фантастичны, другие правдоподобны, но до сих пор не имеют документального подтверждения (не все архивы раскрыты). Желающие подробнее ознакомиться с этим вопросом могут обратиться помимо упомянутой уже «Экономики Сталина» к моей книге «Россия и Запад в ХХ веке. История экономического противостояния и сосуществования» (М.: Институт русской цивилизации, 2015).

Переход Советского Союза от НЭПа к индустриализации означал, что страна пересела с телеги, которая стала разваливаться, на мощный автомобиль. На этом «автомобиле» советская Россия сделала резкий рывок вперёд, без которого бы не выжила. Сейчас уже почти никто не помнит, как была устроена та чудесная машина. Постараюсь дать принципиальную схему её устройства, без деталей.

По завершении работы над конструкцией машина представляла собой единое целое, слаженный механизм, даже организм. Она была воплощением мобилизационной экономики, обеспечившей Советскому Союзу экономическую независимость и неуязвимость по отношению к любым блокадам и санкциям. Была создана и мощная оборонная промышленность. Кстати, в 1980-е годы, когда власти разрешили критику экономики СССР, вся критика касалась той экономики, которая стала складываться с конца 1950-х гг. и уже теряла достоинства экономики эпохи индустриализации (назовем её сталинской).

Модель этой машины можно уподобить громадной корпорации, состоявшей из отдельных цехов и производственных участков, работавших для создания конечного продукта. Таким продуктом был не финансовый результат (прибыль), а набор конкретных товаров. Стоимостные показатели играли лишь роль ориентира.

За счёт разделения труда, специализации и кооперации достигалась синергия участников процесса, эффективность производства всей корпорации. Никакой конкуренции между цехами и участками не могло быть в принципе. Такая конкуренция лишь дезорганизует работу корпорации. Вместо конкуренции – кооперация в рамках общего дела. Отдельные цеха и участки производят сырьё, энергию, полуфабрикаты, комплектующие, из которых формируется общественный продукт, распределяемый затем между участниками производства. Никакого распределения общественного продукта на уровне отдельных цехов и участков не происходит.

Всей этой громадной производственной машиной управляли руководящие и координирующие органы корпорации «СССР» – правительство, министерства, ведомства. Прежде всего, отраслевые министерства, число которых по мере усложнения структуры народного хозяйства СССР постоянно возрастало. В рамках каждого союзного министерства были подразделения (главки), территориальные учреждения на местах. Координирующую и контролирующую роль играли Госплан, Минфин, Госбанк, Госснаб, Госкомитет по ценам. Они тоже имели свою территориальную сеть.

Подобная схема организации и управления существует в крупнейших западных корпорациях, особенно транснациональных, связанных с реальным сектором экономики. Никаких рыночных отношений внутри них нет. Существуют условные расчёты, основанные на трансфертных (внутрикорпоративных) ценах. Отличаются западные корпорации от советской экономической машины тем, что их деятельность ориентирована на финансовые результаты (прибыль), и финансовый результат не распределяется среди работников, а приватизируется собственниками (акционерами).

Сравнение сталинской экономики с громадной корпорацией можно встретить в ряде работ. Цитирую: «Задолго до появления крупных внутригосударственных и международных транснациональных корпораций СССР стал крупнейшей в мире корпоративной хозяйственной структурой. Корпоративные экономические, хозяйственные цели и функции государства были записаны в Конституции. Как экономическая корпорация СССР разработал и ввел в действие научную систему обоснованных внутренних цен, позволяющих эффективно использовать природные богатства в интересах народного хозяйства. Ее особенностью были, в частности, низкие по сравнению с мировыми цены на топливно-энергетические и другие природные ресурсы…  Корпоративный подход к экономике как к целостному организму предполагает выделение достаточных средств на инвестиции, оборону, армию, науку, образование, культуру, хотя с позиций эгоистичных и недалеких субъектов рынка надо все проесть немедленно» (Братищев И.М., Крашенинников С.Н. Россия может стать богатой! – М.: «Грааль», 1999, с. 15-16).

Перечислю некоторые принципы модели советской экономики периода индустриализации:

• общенародная собственность на средства производства,
• решающая роль государства в экономике,
• централизованное управление,
• директивное планирование,
• единый народнохозяйственный комплекс,
• мобилизационный характер,
• максимальная самодостаточность,
• ориентация в первую очередь на натуральные (физические) показатели,
• ограниченный характер товарно-денежных отношений,
• ускоренное развитие группы отраслей А (производство средств производства) по отношению к группе отраслей Б (производство предметов потребления),
• сочетание материальных и моральных стимулов труда,
• недопустимость нетрудовых доходов и сосредоточения избыточных материальных благ в руках отдельных граждан,
• обеспечение жизненно необходимых потребностей всех членов общества, общественный характер присвоения и т. д.

Остановлюсь на некоторых принципах. Критики советской модели, которые в 1980-е годы расшатывали СССР, полюбили уничижительное словосочетание «административно-командная система». А ведь за ним скрывались нападки на народнохозяйственное планирование, противоположное так называемому рынку, за которым стоит экономика, ориентированная на прибыль и обогащение. В советской модели речь идёт именно о директивном планировании, при котором план имеет статус закона и подлежит обязательному исполнению. В отличие от индикативного планирования, которое после Второй мировой войны использовалось в Западной Европе и Японии, имея характер рекомендаций для субъектов экономической деятельности. Кстати, директивное планирование присуще не только советской экономической модели. Оно существует сегодня в любой крупной западной корпорации.

В беседе 29 января 1941 года Сталин указывал, что именно плановый характер советского народного хозяйства позволил обеспечить экономическую независимость страны: «Если бы у нас не было… планирующего центра, обеспечивающего самостоятельность народного хозяйства, промышленность развивалась бы совсем иным путем, все началось бы с легкой промышленности, а не с тяжелой промышленности. Мы же перевернули законы капиталистического хозяйства, поставили их с головы на ноги. Мы начали с тяжелой промышленности, а не с легкой, и победили. Без планового хозяйства это было бы невозможно. Ведь как шло развитие капиталистического хозяйства? Во всех странах дело начиналось с легкой промышленности. Почему? Потому, что легкая промышленность приносила наибольшую прибыль. А какое дело отдельным капиталистам до развития черной металлургии, нефтяной промышленности и т. д.? Для них важна прибыль, а прибыль приносилась, прежде всего, легкой промышленностью. Мы же начали с тяжелой промышленности, и в этом основа того, что мы не придаток капиталистических хозяйств… Дело рентабельности подчинено у нас строительству, прежде всего, тяжелой промышленности, которая требует больших вложений со стороны государства и понятно, что первое время нерентабельна. Если бы, например, предоставить строительство промышленности капиталу, то больше всего прибыли приносит мучная промышленность, а затем, кажется, производство игрушек. С этого бы и начал капитал строить промышленность».

Сталин постоянно подчёркивал, что плановое ведение хозяйства позволяет сбалансировать спрос и предложение, производство и потребление. Только на базе планового хозяйства можно преодолеть такое проклятие рыночной (капиталистической) экономики, как кризисы перепроизводства, сотрясавшие капиталистический мир с начала XIX века, принося страдания миллионам людей, демонстрируя расточительный характер использования материальных ресурсов.

В СССР были использованы некоторые методы планирования, не известные до этого передовым зарубежным управленцам. Прежде всего, это межотраслевой баланс (МОБ), с помощью которого определяются пропорции межотраслевого обмена промежуточными продуктами при заданных объёмах и структуре производства конечных продуктов. Считается, что межотраслевые балансовые модели (на Западе их называют моделями «затраты – выпуск») были разработаны русским эмигрантом Василием Леонтьевым (1906-1999). Ему за это была присуждена Нобелевская премия по экономике, но в Госплане СССР МОБ стал внедряться в первой половине 1920-х гг. (в экспериментальном порядке), ещё до того, как В. Леонтьев опубликовал первую статью по этой теме. А далее все годовые и пятилетние планы в СССР разрабатывались на основе МОБ.

Говоря о таком принципе, как ориентация на натуральные (физические) показатели при планировании и оценке результатов экономической деятельности, ещё раз подчеркну, что стоимостные показатели играли вспомогательную роль и использовались не для максимизации прибыли, а для снижения себестоимости продукции.

Что касается принципа ускоренного развития группы отраслей А (производство средств производства) по отношению к группе отраслей Б (производство предметов потребления), то это не был лишь лозунг периода «большого рывка» 1930-х годов. Это был постоянно действующий принцип, учитывая, что с самого начала экономика СССР находилась во враждебном окружении, успешную борьбу с которым был в состоянии обеспечить  лишь высокий уровень развития группы отраслей А. Хотя данный принцип не был догмой, и после войны разрыв в темпах развития групп А и Б стал сокращаться.

В советской модели чётко определены принципы распределения общественного продукта. Важнейшим из них была ликвидация противоречия между общественным характером производства и частной формой присвоения, что снимало угрозу кризисов перепроизводства. Ключевым стал принцип распределения по труду, дополнявшийся принципом общественного присвоения. Создаваемый общим трудом прибавочный продукт достаточно равномерно распределяется среди всех членов общества через механизм понижения розничных цен на потребительские товары и услуги, через создание и наращивание общественных фондов потребления. В среднесрочной перспективе Сталин предлагал перейти к бесплатному распределению такого жизненно важного продукта, как хлеб (об этом он говорил вскоре после окончания войны и называл время, когда это примерно может произойти – 1960 год).  Это прототип принципа «базового основного дохода» (БОД), о котором на Западе толкуют уже лет десять, но без толку.

Важнейшими узлами и деталями машины советской экономики, которые я не упомянул, были также: государственная монополия внешней торговли; государственная валютная монополия; государственная монополия на банковскую деятельность; двухконтурная система внутреннего денежного обращения (наличное и безналичное обращение); использование кооперативной формы хозяйства и мелкотоварного (артельного) производства в дополнение к государственным формам хозяйства. Желающих узнать подробности адресую к своей книге: «Экономика Сталина» (М.: Институт русской цивилизации, 2016).

Две основные цели, сформулированные на старте индустриализации, к моменту, когда её прервала война, были достигнуты:

1) СССР обрёл экономическую независимость, стал экономически самодостаточным, неуязвимым для торговых и финансовых блокад Запада;

2) страна успела создать мощную военную промышленность, подготовившись к неизбежной агрессии фашистской Германии.

То, что произошло с экономикой страны с начала 1929 по 22 июня 1941 года (за двенадцать с половиной лет), можно назвать полным преображением или чудом. В годы индустриализации почти с нуля была создана материально-техническая база промышленности, которая уже во второй половине 1930-х гг. вывела СССР на второе место в мире (после США) по большинству видов промышленной продукции. Это было достигнуто ценой беспрецедентно высокой внутренней экономической мобилизации: норма накопления (доля валового общественного продукта, идущая на создание основных производственных фондов), по некоторым оценкам, достигала 50% ВВП и более (для сравнения: сегодня в РФ этот показатель, согласно Росстату, не превышает 20%).

Экономическая мобилизация не могла не отразиться на благосостоянии народа. Возникли дефициты продовольствия. В годы первой пятилетки были введены продуктовые карточки. К середине 1930-х годов снабжение постепенно стало улучшаться, в 1935 году карточки были отменены. Глухое недовольство в народе стало исчезать – советская пропаганда сумела донести до масс, что достижение целей индустриализации – вопрос жизни и смерти в условиях готовящейся агрессии Запада.

В конце 30-х – начале 40-х годов мобилизационное напряжение в экономике (но не в армии) стало несколько снижаться, потребительский рынок стал наполняться товарами. Вот как описывает социальную обстановку в годы индустриализации современный историк Дмитрий Верхотуров: «При всем при том, что народ нередко враждовал с партией, и общество в СССР много раз балансировало на грани открытой вооруженной борьбы, тем не менее, стройки увлекли народ. Дело, которое в миллионы раз превышает возможности собственных рук, которое требует высочайшего напряжения ума, сообразительности и умения, увлекает и отбрасывает противоречия на второй план. На всех без исключения крупных стройках рабочая масса постепенно заражалась трудовым энтузиазмом, делала рекордные выработки и выдающиеся достижения…» (Верхотуров Дмитрий. Сталин против великой депрессии. Антикризисная политика СССР. – М.: Яуза; Эксмо, 2009, с. 7).

В 1930 году было развёрнуто строительство около 1500 объектов, из которых 50 поглощали почти половину всех капиталовложений. Был воздвигнут ряд гигантских транспортных и промышленных сооружений: Турксиб, Днепрогэс, металлургические заводы в Магнитогорске, Липецке, Челябинске, Новокузнецке, Норильске, а также Уралмаш, тракторные заводы в Сталинграде, Челябинске, Харькове, Уралвагонзавод, автомобильные заводы ГАЗ, ЗИС (позднее ЗИЛ) и многие другие

За период 1929-1939 гг. было построено около 9 тысяч предприятий, реконструировано большое количество ранее работавших предприятий. Был сформирован единый народнохозяйственный комплекс, создана оборонная промышленность, построено большое количество предприятий-дублёров за Уралом, экономика была полностью сориентирована на внутренние ресурсы и т. д. При этом экономика не была обременена внешним долгом. Более того, СССР сумел накопить запас золота (как стратегического резерва) в объёме не менее 2000 тонн. Это превышало максимальный объём золотого запаса в Государственном банке Российской империи накануне Первой мировой войны (официальные резервы в 1913 году – 1233 тонны).

Вот всего несколько цифр, дающих представление об индустриальном рывке СССР: в 1940 году по сравнению с 1913-м валовая продукция промышленности была увеличена в 12 раз, производство электроэнергии – в 24, добыча нефти – в 3, добыча чугуна – в 3,5, стали – в 4,3 раза, выпуск станков всех видов – в 35 раз, в том числе металлорежущих – в 32 раза.

Экономическое чудо индустриализации трансформировалось в военное чудо побед СССР над фашистской Германией и её союзниками. Созданная модель экономики оказалась настолько жизнеспособной, что после начала войны СССР продолжал наращивать производство многих видов оружия и техники. Некоторое отставание от Германии в этой области было преодолено к 1942 году, а в 1943 году мы имели превосходство по всем основным видам оружия. В военной промышленности СССР наблюдалось беспрецедентное явление: снижение издержек производства в годы войны и вытекавшее из этого снижение цен на военную продукцию. И это на фоне того, что соответствующие издержки и цены в странах-союзницах СССР (США и Великобритания) росли: капиталистические монополии привыкли наживаться на военных заказах, особенно во время войн.

Финансовая система Советского Союза выстояла, первые два года (1941-1943 гг.) государственный бюджет СССР был дефицитным, но в последние два года войны и в годы восстановления он сводился уже с профицитом. Сколько-нибудь крупного внешнего долга у СССР за годы войны не образовалось. Как это контрастирует со странами Запада с их гигантскими бюджетными дефицитами, инфляцией, стремительным ростом государственного долга! У США в годы войны резко возросли дефициты федерального бюджета, а государственный долг в 1946 году превысил 120% ВВП. Рост цен на потребительские товары в СССР был умеренным. Конечно, было снижение жизненного уровня народа, но, как и в других воюющих странах, народ от голода спасала карточная система.

Сложившаяся в годы индустриализации модель экономики позволила сотворить ещё одно чудо – быстро восстановить страну после войны. А разрушения и потери на оккупированных территориях были ужасными. В результате боевых действий и оккупации в годы Великой Отечественной войны были полностью или частично разрушены 1710 городов и городских посёлков (60% их общего числа), свыше 70 тыс. сёл и деревень, около 32 тыс. промышленных предприятий. Захватчики уничтожили производственные мощности по выплавке 60% довоенного объёма стали, 70% добычи угля, 40% добычи нефти и газа, 65 тыс. километров железных дорог, 25 млн. человек лишились крова. Колоссальнейший ущерб агрессоры нанесли сельскому хозяйству Советского Союза. Было разорено 100 тыс. колхозов и совхозов, зарезано или угнано в Германию 7 млн. лошадей, 17 млн. голов крупного рогатого скота, 20 млн. свиней, 27 млн. голов овец и коз. За годы войны страна лишилась примерно 1/3 своего национального богатства. Таких потерь не выдержала бы ни одна экономика в мире. Однако страна восстала из пепла.

На довоенный уровень по большинству экономических показателей СССР вышел уже в 1948 году. Мы не ждали окончания войны для того, чтобы приступить к восстановлению, оно началось ещё во время войны. В восстановительном процессе был применён абсолютно новаторский, не использовавшийся до этого ни в одной стране мира комплексный подход. Госплан перешёл на разработку квартальных и особенно месячных планов с учётом быстро меняющейся обстановки на фронтах. Восстановление начиналось буквально за спиной действующей армии. Оно происходило вплоть до прифронтовых районов, это не только способствовало ускоренному возрождению народного хозяйства, но и имело огромное значение для максимально быстрого и наименее затратного обеспечения фронта всем необходимым.

В условиях холодной войны, объявленной Советскому Союзу в 1946 году, рассчитывать на помощь Америки не приходилось. Восстанавливался СССР тем не менее быстрее, чем страны Европы, получавшие помощь по плану Маршалла. Более того, Сталин умудрялся сохранять и даже наращивать государственные золотые резервы. В 1953 году они достигли величины 2049,8 тонны – максимальное значение в послевоенной истории СССР.

Экономика, созданная в 30-е годы, после войны продолжала набирать скорость. И население чувствовало результаты этого ускорения. В конце 1947 года была отменена карточная система распределения продуктов (отмечу, что в Англии это произошло лишь в 1953 году). За 1948-1953 гг. было проведено шесть снижений розничных цен. Только последнее снижение цен (1 апреля 1953 года) дало населению прямую выгоду в секторе государственной торговли в размере 53 млрд. руб. в расчёте на год. Такие снижения являлись результатом действия противозатратного механизма экономики, издержки производства снижались из года в год. Так, по данным Госплана (документы для служебного пользования раскрыты были лишь недавно), общее снижение себестоимости промышленной продукции в четвёртой пятилетке (1946-1950 гг.) составило 17%. А в пятой пятилетке (1951-1955 гг.) снижение себестоимости было рекордным за всю историю СССР – на 23,3%.

Одновременно происходило наращивание производства товаров и группы отраслей А (средства производства), и группы Б (предметы потребления). По мнению некоторых специалистов, действие прежнего экономического механизма (сталинской экономики) продолжалось до середины 1950-х годов. По мнению других, до конца 50-х гг. Известный специалист по экономической истории СССР Г.И. Ханин пишет: «Период 1951-1960 годы явился самым успешным в развитии советской экономики» (Ханин Г.И. Динамика экономического развития СССР. Новосибирск, 1991, с. 184).

Динамика ВВП в СССР и других ведущих странах мира за 1950-1960 гг.
(в % к началу периода, принятому за 100)

Источник: Ханин Г.И. Указ. соч.

По динамике ВВП СССР в рамках всего десятилетнего периода 1951-1960 гг. среди 6 ведущих стран мира был на втором месте, уступая лишь Японии. Причём отставание от Японии было минимальным. Как справедливо отмечает Г.И. Ханин, сравнение с Японией не вполне корректно, поскольку Советский Союз к началу 1950-х гг. уже закончил послевоенное восстановление экономики, а Япония находилась в самой активной фазе такого восстановления. В периоды послевоенного восстановления экономики всегда демонстрируют высокую динамику, так как отсчёт ведётся от низких исходных значений экономических показателей. Если взять только первую половину 1950-х гг., то оказывается, что у СССР были самые высокие в мире темпы роста ВВП. Это лишь доказывает преимущества сталинской экономики, которая ещё не успела подвергнуться никаким перестройкам и реформированиям.

Во второй половине 1950-х гг. темпы роста ВВП начали снижаться. Это был уже признак того, что с середины 50-х гг. модель сталинской экономики стала подвергаться эрозии; к началу 60-х гг. эрозия приобрела опасный характер.

В наибольшей степени по темпам роста ВВП от СССР отставали такие страны, как США и Великобритания. Военного паритета с США и НАТО у СССР ещё не было, но разрыв сокращался. СССР быстро наращивал свой оборонный потенциал. В 1949 году были проведены испытания первой атомной бомбы, США лишились монополии на ядерное оружие. В начале 1950-х гг. СССР раньше, чем США, создал водородную бомбу. В 1953 году было запущено производство атомных подводных лодок. В советских конструкторских бюро в этот период были созданы сверхзвуковые истребители и реактивные бомбардировщики. В конструкторском бюро Королёва в 1955 г. была создана первая межконтинентальная баллистическая ракета.

В популярной литературе бытует мнение, что динамичное развитие советской экономики в 1950-е годы достигалось исключительно за счёт экстенсивных факторов. Прежде всего, за счёт вовлечения в производство дополнительной рабочей силы, как это было в 1930-е годы, когда из деревни на стройки и в города пришли миллионы работников. Однако это не так. По оценкам Г.И. Ханина и других экономистов, прирост ВВП в 50-е годы обеспечивался за счёт притока дополнительной рабочей силы лишь на 1/5. Таким образом, за счёт роста производительности труда обеспечивалось не менее 80% прироста ВВП, в то время как до войны менее половины. Автомобиль, созданный в 30-е годы (сталинская модель экономики), продолжал набирать скорость.

Советский Союз и США к началу 1950-х гг. обладали ядерным оружием. Прямое вооружённое столкновение Вашингтона и Москвы стало маловероятным. Противостояние осуществлялось, прежде всего, в виде экономического соревнования двух систем. Казалось, сталинская модель экономики не оставляла Соединённым Штатам и их союзникам ни малейшего шанса выиграть это соревнование. Однако уже во второй половине 50-х гг. с советской экономикой стали происходить странные вещи. Об этом – в заключительной статье.

Модель экономики, созданная в ходе советской индустриализации (сталинская экономика), просуществовала примерно до середины 50-х гг. ХХ века.  Со второй половины 1950-х гг. и вплоть до конца 1991 года  сталинская экономика стала утрачивать такие свойства, как  плановый характер, высокая централизация управления, преобладание физических показателей плана над стоимостными, ограниченный характер товарно-денежных отношений, доминирующие позиции государственной собственности, общенародный характер государственной собственности и др.

В период существования сталинской экономики в СССР осуществлялся целенаправленный процесс превращения частной и групповой собственности в собственность общенародную. В постсталинский период происходил обратный (неафишируемый) процесс превращения общественной собственности в групповую. Приведу вывод из статьи Н.О. Архангельской, посвящённой изучению изменений производственных отношений в СССР: «Если в период 1930-1950-х гг. экономика страны представляла собой единый комплекс, работавший на общий результат, то в 1960-1980 гг. этот комплекс перестал существовать, уступив место массе обособленных предприятий и их коллективов».

Можно выделить три этапа демонтажа сталинской экономики: 1) эксперименты Н. Хрущёва; 2) реформа Косыгина – Либермана и «застой» эпохи Л. Брежнева; 3) «перестройка» М. Горбачёва.

После смерти Сталина наметилась медленная, незаметная (маскируемая псевдосоциалистической пропагандой) трансформация социалистической модели экономики в модель государственного капитализма. Начался этот процесс при Н.С. Хрущёве, продолжился при Л.И. Брежневе и А.Н. Косыгине, а завершился при М.С. Горбачёве. Причины данной мутации, связанные с духовно-нравственным состоянием общества, а также политические, лежат за пределами экономики.

Сталин пытался ещё до войны укреплять политический фундамент новой модели экономики путём создания системы народовластия. Контуры этой системы просматриваются в Конституции СССР 1936 года. В ней основная роль в управлении страной отводилась Советам народных депутатов; правительство должно было стать исполнительной, т. е. подчинённой по отношению к Советам ветвью власти. А партия вообще должна была отказаться от непосредственного участия в управлении государством, в том числе экономикой. Народовластие должно было бы стать гарантией того, что государственная собственность на средства производства будет использоваться в интересах всего народа, работать на укрепление всей страны.

Без создания политической системы народовластия существовал риск того, что социалистическое общество постепенно трансформируется в государственный капитализм. Это означает, что средства производства формально останутся в собственности государства, но используются в интересах не всего народа, а лишь узкой группы государственной бюрократии (К. Маркс называл такую модель «азиатским способом производства»). При этом социалистическая риторика может сохраняться и даже усиливаться. Ярким примером такого государственного капитализма является сегодня Китай.

Однако попытки Сталина создать систему народовластия не увенчались успехом, крепкого политического фундамента у новой модели экономики не было и на момент смерти вождя. Сталин много раз повторял: «Без теории нам смерть». Обществоведы же продолжали пережёвывать догмы «исторического материализма», а любые свежие идеи воспринимались как ересь и жёстко карались. Даже дискуссии по «азиатскому способу производства» велись почти подпольно. Власти боялись этой темы. Так сложился опасный стереотип: государственное значит социалистическое. Этот стереотип не преодолён и сегодня. Национализация – необходимое, но недостаточное условие построения в России справедливого общества и независимой экономики. Во время последнего финансового кризиса в США и Великобритании правительства этих стран в целях спасения тонущих банков Уолл-стрит и Лондонского Сити закачали в них громадные суммы бюджетных средств, по-тихому была произведена национализация банковских гигантов, но это была национализация в интересах финансового капитала. После пика финансового кризиса государство стало выходить из капиталов банков.

Ставя стратегическую цель создания политической системы народовластия, Сталин решал и такую задачу, как нейтрализация чрезмерно активной роли партии в управлении экономикой страны. Он пытался преодолеть существовавшее «двоевластие», которое выражалось в том, что экономикой в 1920-30-е гг. одновременно управляли и правительство, и партия. Такое двоевластие дезорганизовывало экономическую жизнь, снижало темпы индустриализации, размывало принцип личной ответственности. В преодолении «двоевластия» Сталину удалось немало. Партия незаметно отодвигалась от решения экономических вопросов, ей отводилась решающая роль лишь в двух сферах: формирование идеологии и отбор кадров для социалистического строительства. Однако всё вернулось на круги своя при Хрущёве.

Активное возвращение партийной номенклатуры к руководству экономикой началось с разгрома в 1957 году «антипартийной» группы. А в неё как раз входили фигуры, которые на тот момент были уже больше хозяйственными, чем партийными руководителями – Г. Маленков, Л. Каганович, М. Сабуров, Г. Первухин, В. Молотов. На втором круге «чистки» были убраны со своих постов такие талантливые хозяйственные руководители, как министр финансов А. Зверев, председатель правления Госбанка СССР А. Коровушкин и многие другие. Впрочем, «зачистка» хозяйственных руководителей началась даже не в 1957 году, а ещё раньше. Речь идёт о Л. Берии, арестованном и расстрелянном в 1953 г.  Не берусь оценивать его как политика и партийного деятеля, но как хозяйственный руководитель он внёс неоценимый вклад в создание сталинской экономики.

В экономику возвращалось даже не двоевластие, а многовластие. При Сталине доминирующим был отраслевой принцип управления экономикой. Подавляющая часть министерств были отраслевыми. После смерти Сталина строгая вертикаль централизованного управления экономикой стала размываться. В 1957 г. Хрущев начал реформу управления народным хозяйством. Суть её заключалась в резком усилении территориального принципа управления. Создавались советы народного хозяйства (совнархозы) в так называемых экономических административных районах (всего – 105). Одновременно было ликвидировано большое количество отраслевых союзных министерств. В начале 1960-х гг. были созданы совнархозы в союзных республиках, в 1962 г. учреждён Высший совет народного хозяйства СССР (ВСНХ).  Реформа продолжалась до смещения Хрущёва в октябре 1964 г.

Вертикаль государственного управления экономикой стала ослабевать также в результате сокращения набора плановых показателей, обязательных для выполнения министерствами, главками, производственными объединениями и предприятиями. Число показателей народнохозяйственного плана при Сталине постоянно увеличивалось. В 1940 году оно составляло 4744, а в 1953 г. достигло 9490, т. е. удвоилось. А затем число показателей стало непрерывно сокращаться: 6308 в 1954 г., 3390 в 1957 г., 1780 в 1958 г. Кстати, против такого ослабления централизованного планирования выступала «антипартийная группа»; за сокращением числа показателей не было серьёзного научного и идеологического обоснования.

Как известно, никаких товарно-денежных отношений в группе отраслей «А» модель сталинской экономики не допускала. А вот Н.С. Хрущёв это табу нарушил. При Сталине тракторы и сельскохозяйственная техника поступали из машиностроения не в колхозы, а на государственные машинно-технические станции (МТС). Колхозы были лишь пользователями этой техники на основе договоров с МТС. По настоянию Хрущёва с 1957 года прекращается распределение сельхозтехники по МТС, а в 1958 году распускаются и сами МТС, техника передаётся на балансы колхозов. Постановлением Совмина СССР от 22 сентября 1957 года все орудия и средства производства сельскохозяйственного назначения включаются в систему товарно-денежных отношений. Как и предвидел Сталин, произошло сильное распыление средств производства в сельском хозяйстве, техника стала использоваться без полной загрузки, необходимого ремонта не производилось, техника начала быстро выбывать из эксплуатации. Это в свою очередь вызвало необходимость резко увеличить объёмы производства такой техники. Начались сплошные потери. Уже не приходится говорить о том, что далеко не все колхозы были способны выкупать у МТС, а затем покупать у производителей сельскохозяйственную технику.

Волюнтаристское решение Хрущева о ликвидации артелей (производивших значительные объёмы некоторых потребительских товаров и услуг) привело к тому, что часть артельщиков превратилась в теневиков. Именно при Хрущёве появились «цеховики» (теневое производство) и «барыги» (теневая торговля), возник подпольный капитал. Теневики оказались востребованными, ибо в результате экономических «экспериментов» в торговле возникли дефициты потребительских товаров. Число таких «корректив», разрушавших при Хрущёве  модель сталинской экономики, измеряется десятками.

Доламывался механизм сталинской экономики во времена экономической реформы А. Косыгина – Е. Либермана (1965-1969 гг.). Официальный старт реформе был дан постановлением ЦК КПСС и Совмина от 4 октября 1965 г. «О совершенствовании планирования и усилении экономического стимулирования промышленного производства». Об этой реформе написано много, отмечу коротко четыре принципиальных момента.

Во-первых, данная реформа окончательно сделала разворот в сторону стоимостных показателей, а количество натуральных показателей даже по сравнению с хрущёвскими временами резко сократилось. Это создало для предприятий возможность добиваться выполнения планов такими способами, которые не увеличивали, а, наоборот, снижали интегральный результат экономической деятельности в масштабах всей страны.  Ориентация на валовые стоимостные показатели способствовала накручиванию предприятиями вала, что окончательно уничтожало противозатратный механизм сталинской экономики.

Во-вторых, от общественных форм распределения дохода (общественные фонды потребления, снижение цен в розничной торговле) начался переход к частно-групповым формам. Привязка денежных доходов работников к прибыли предприятия незаметно приводила к тому, что принцип органического сочетания личных и общественных интересов уже не работал. Раньше критерием эффективности экономики был интегральный результат (доходность) на уровне всего народного хозяйства, теперь главным критерием стала доходность (прибыльность) отдельного предприятия. Это не могло не ослаблять страну. Заметим, что в постановлении ЦК КПСС и Совмина от 4 октября 1965 г. о снижении себестоимости продукции как плановом показателе деятельности предприятия уже не упоминалось. Хотя возникшие в деятельности предприятий «искривления» оказались столь серьёзными, что потом показатели себестоимости пришлось восстановить.

В-третьих, одним из проявлений частно-групповых интересов была ведомственность. Она существовала всегда (даже в сталинской экономике), но в результате реформы 1965-1969 гг. она приобрела гипертрофированные формы. Освобождение отраслей от многих натуральных плановых показателей создало для министерств широкие возможности «оптимизировать» свою деятельность. Появились разнообразные фонды министерств и ведомств, наполняемость которых зависела от финансовых результатов деятельности отраслевых предприятий и пробивной силы руководителей ведомств (корректировка планов, выбивание финансовых и материальных ресурсов в Госплане, Минфине, Госснабе и т. д.). Возникла неафишируемая конкуренция между министерствами и ведомствами за раздел «общего пирога». Вот что пишет по поводу резко усилившейся ведомственности М. Антонов: «…государственная собственность на средства производства, находившаяся в распоряжении хозяйственников, не была чем-то единым. Она была разделена между монополиями – министерствами и ведомствами, а внутри каждого из этих подразделений – между предприятиями и организациями. Каждое ведомство зорко наблюдало, чтобы не были ущемлены его интересы, как правило, не совпадавшие с интересами смежных ведомств. В итоге проведение каких-либо решений, оптимальных с общегосударственной точки зрения, наталкивалось на сопротивление ведомств, что нередко вело к громадным излишним затратам» (Антонов Михаил. Капитализму в России не бывать! – М.: Яуза, Эксмо, 2005, с. 174).

В-четвёртых, введение для предприятий платы за фонды усилило противопоставление общества и производственных коллективов. Планово-прибыльные предприятия должны были вносить в бюджет плату за основные и нормируемые оборотные фонды. Возникла странная ситуация, при которой фонды как бы отчуждались от государственных предприятий, последние становились не более чем пользователями фондов. Фактическим же владельцем фондов оказывался бюрократический государственный аппарат. Так складывались очертания государственного капитализма.

Дух потребительства, воцарившийся в России, стал культивироваться уже реформой Косыгина – Либермана. Появились иждивенческие настроения, желание жить за счёт других. Это были ещё не явные отношения эксплуатации одного человека другим, но уже неосознанное желание такой эксплуатации. О погоне предприятий за прибылью (следовательно, за максимальной долей «общественного пирога») убедительно свидетельствует официальная статистика: с 1960 по 1980 г. прибыль государственных предприятий в СССР выросла в 4,6 раза, а производительность труда, по официальным данным, в промышленности всего-навсего  в 2,6 раза, в сельском хозяйстве и строительстве ещё меньше.

Следует особо обратить внимание на реакцию по поводу реформы за рубежом. Запад воспринял её с восторгом, зарубежные СМИ того времени восхваляли изменения, начавшиеся в СССР. И происходило это в разгар холодной войны. Станут ли наши геополитические противники хвалить нас, если мы укрепляемся? Нет!  Нас хвалили за то, что мы добровольно себя ослабляли.

Окончательное уничтожение остатков сталинской экономики произошло в годы правления М. Горбачёва. В это время закладывалась идейная основа тотальной приватизации 1990-х гг., начался бум учреждения частных коммерческих банков, появились мелкие и средние частные предприятия, всячески пропагандировались преимущества «рыночной экономики» и огульно охаивалась сталинская модель (ей дали уничижительное название «административно-командная система»). Если эксперименты Хрущёва и реформа Косыгина – Либермана способствовали трансформации модели сталинской экономики в государственный капитализм, то реформы Горбачёва подготовили почву для капитализма частнособственнического.